Стихотворения, предложенные в ТОП-10 "Кубка Мира по русской поэзии - 2014" членом Жюри конкурса. Лучшие 10 стихотворений Кубка Мира будут объявлены Оргкомитетом 31 декабря 2014 года.
1 место
Конкурсное произведение 170. "Покров"
Пахнет пыльным острогом
вечеров западня.
Тёплым пальцем потрогай
срез холодного дня.
Там, за гладью оконной,
из-за облачных век
на перила балкона
первый катится снег,
собирается в лужи
на клеёнке седой.
Между завтрашней стужей
и вчерашней бедой,
между сумраком ранним
и безмолвием крыш
ты на пару с геранью
на границе стоишь.
2 место
Конкурсное произведение 87. "Сад"
почудится
животрепещет сад
смеётся на лесные голоса
ранета облепиха черноплодка
и сладким им
неведомы дымы
у края вставшей
скорбной стороны
у смертных дней
дрейфующая лодка
послышится
шевелится звезда
в небесной люльке
воздух первоздан
безветрие бессмертие безвинность
и здесь неразличимы неслышны
ни мамкин вой
ни полукрик жены
ни рокотная скверна карабина
поверится
на пролитой весне
черёмуховый остывает снег
прощеньем убелённая прохлада
и вновь над всем
смиренен звёздный свет
и ровен счёт живых сыновних лет
ни рокота и ни порока нет
воскреснувшее трепетанье сада
3 место
Конкурсное произведение 197. "Сижу и ставлю"
Сижу и ставлю под стихами даты.
Шурша архивом. Ночью. Как сова.
Как будто так уж важно то, когда ты
сказал вот эти, а не те слова.
Рука, не дрогнув, может врать отважно.
Что спросится с тебя, листок бумажный,
за неимением улик,
когда ты желтым станешь, как старик?
Жизнь памяти реальна, хоть бесплотна.
Я датами загромождаю мозг,
как Иероним когда-то Босх
подробностями мук свои полотна.
И память – сон с открытыми глазами –
как образами, полнится слезами.
Но эта ложь классическая в рифме
лишь возвращает к датам, дням, часам,
когда готов был волю дать слезам,
но, как теперь, недоставало их мне.
Глаза сухи, как дно пустых колодцев,
и даты разбрелись в мозгу,
как овцы.
И что я сам?
Что делать мне?
Библейским пастухом
пасти их стадо, множить, ждать обмана...
года, как мелочь в дырочку кармана,
в прореху жизни, что зовут стихом,
текут под пересуды очевидцев.
Кого забыть? печалится о ком?
и, ставя даты, видеть
лица, лица...
сплошной их ком,
точнее – вереницу.
Ещё точнее: всё – слова, слова...
Стихами жизнь разрезана на строчки,
на прутике строки слова, как почки,
живут, и смысл в них зреет, как листва,
и обещает в будущем раскрыться,
чтоб вглядываться в завтрашние лица
смогли уже вчерашние слова.
4 место
Конкурсное произведение 21. "Саре"
Мне не осталось ни речи, ни журавлей,
Только терпение неба, тоска и ругань.
Гаснул подсолнух на животе полей,
и увядало солнце в глазах у друга...
Только тебя, мой ангел, тебя одну,
Дали, чтоб ты была моим хризолитом,
Ты приходила светом, когда луну
Стаскивал в лужи ветер к бетонным плитам.
Радио, космос уже зареклись вещать,
День был конем: серость и много яблок.
Мы говорили с тобой о таких вещах,
Где не осталось ни Бога, ни даже Дьявола.
Ты волокла любовь через пустошь с тем,
Кто не расходовал нежности или жалоб.
Ваза держала ежики хризантем.
Ты на земле одна меня удержала.
5 место
Конкурсное произведение 28. "Спорынья"
Ой да гореть тебе на семи кострах, до последнего верить: а вдруг простит...
А из всех грехов тяжелейший – страх, а из всех костров самый жаркий – стыд.
Инквизитор потягивает вино да глумится под вой галисийских ведьм.
Всё, что было священно, разорено – перед кем нам сегодня благоговеть?
Sancta Maria, Mater Dei,
убереги нас от лиходея.
Сколько веков мы дороги месили –
дай нам Мессию!
Ой да лететь тебе на семи ветрах неизбежной жертвой любых расправ,
с невесомых стоп отрясая прах: кто остался жив – тот и будет прав.
Тут на каждой груди серебрится крест – как понять, кто и правда с креста сошед?
Если выпало выйти из этих мест, позаботься сам о своей душе.
– Спорынья в квашню!
– Сто рублей в мошну!
То-то будет хлеб –
накормить страну.
Ой да пройти тебе через семь кругов да уснуть в обители подлецов,
где богов не менее, чем врагов, и пророки все на одно лицо.
А невинные прячутся по углам, но и в их глазах не найти любви.
Даже самый высокий и светлый храм всё равно возводится на крови.
Ах, Богородице Приснодево!
Сгинуло втуне дивное диво.
Медленно тает в облаке чёрном
град обречённый.
6 место
Конкурсное произведение 76. "Провинциальное"
...и неважно, где он и как зовётся –
городок с часовенкой под ребром.
Ночью время черпаешь из колодца,
до утра гремишь жестяным ведром.
И душа наполняется зыбкой грустью.
Всё застыло будто бы на века
в закоулках этого захолустья.
На цепи по-волчьи скулит тоска.
...колосится утро над бездорожьем.
На лугах – ершистая трын-трава.
Вот бы враз оторваться, сдирая кожу! –
Отболев, отникнуть, но – черта с два! –
Как ни бейся – хлёсткая пуповина
неизменно тянет тебя назад.
...у хозяйки – брага (к сороковинам).
На столе – портрет (утонувший брат).
На цветастом блюдце – свечной огарок.
Кислый квас – во фляге. В печи – блины.
На плакате выцветшем – Че Гевара,
и ковёр с оленями – в полстены.
Даже то, к чему ты едва причастен,
прикипает к памяти навсегда.
В сенокос – царапины на запястьях,
да жара без продыху – ерунда.
От того, что было сплошной рутиной –
горячо и больно, по телу – дрожь...
тишина колышется паутиной –
даже выдохнуть страшно,
а вдруг порвёшь?
7 место
Конкурсное произведение 132. "Он умирал так долго, что привык"
Он умирал так долго, что привык не оставлять следов на чистом поле, где тысячи прикормленных кривых его лишь к новой вывозили боли. Но не корил. Курил, смотрел в окно, где родина, разбившая колени, ползла на свет, а с нею заодно пропала пара лишних поколений. Какой надеждой жить он продолжал, не знающий где храм, а где больница? Твердил, что всё пройдет и просто жар, но было видно, что спросить боится. Давно не запирался на засов, не верил, не просил, не ждал ответа, всю ночь искал созвездье гончих псов. Глаза слезились – видимо, от ветра. Но в небе с нечитабельной канвой – лишь голубей голодных оголтелость, да облаков торжественный конвой, а он ждал солнца, так ему хотелось. И, бледных домочадцев веселя, смеялся, что пора варганить ящик – пусть только чуть согреется земля, а то так жалко зябнущих скорбящих...
Зажмуришься от пляшущих лучей – совсем другое дело, чем от страха –
и вдруг поймёшь, что если ты ничей, кому нужна последняя рубаха.
8 место
Конкурсное произведение 220. "Не отпустила"
Не отпустила. Грозилась повеситься.
Он остался.
Больше любила, наверно. Был весь в отца.
Первый. Старший.
Батю не помнили фотокарточки.
Спит пехота
где-то под Курском, лежит вповалочку.
Беззаботно.
Здесь – лебеда, трудодни да пахота.
Сон короткий.
Быстро взрослелось в черной рубахе той.
Бесповоротно.
Ближе к земле – проще выжить, казалось бы.
Он и выжил.
Ниже к земле без единой жалобы –
небо ближе.
Небо держалось, скрипело на избах трех.
И устало.
Вкрадчиво, как проступает на камне мох,
ела старость.
В том году засуха выгрызла дочерна
все живое.
Мать отправлял к городской ее дочери.
Под конвоем.
После до света курил под окошками.
Выла псина.
И тишина ртом немым перекошенным
голосила.
Всех поминала, кому не по возрасту
жмет землица.
И не ослабить тесного ворота.
Не откреститься.
Мать хоронили за тысячу верст. И он
не поехал.
Вязла деревня в осени островом
по застрехи.
Жар ледяной оседал в крови спорами,
белым сором.
Спрашивал землю и небо, скоро ли?
Вышло скоро.
В город свезли против воли. На химию.
Врач в палате
детям сказал: он не помнит имени,
неадекватен.
Все повторяет: откройте ставни, мол,
света мало.
И для чего ты меня оставила
..................................................
9 место
Конкурсное произведение 180. "Дядя Г."
Бродит запах (каша? щи?) переулками кривыми.
Дядя Гриша-часовщик время дёргает за вымя.
Раньше двигал шестерни, а теперь с работой хуже:
Батарейку замени и ещё пять лет не нужен.
Скольких видел, скольких спас: боевых, звенящих, смирных...
На стене иконостас из часов старинных гирных.
Вот бы вырастить внучат, раз пока в уме да в теле.
Вроде ходики стучат, а кукушки улетели.
Замерзает палисад, бродит запах (каша, щи ли?).
А кукушки по лесам наше время растащили.
10 место
Конкурсное произведение 151. "Бесогон"
Хозяйка вышивает гобелен. Хозяин на охоту снарядился.
... Собачьи дети девяти колен убиты были, чтобы он родился. Вонючей тиной заросли мешки – в них матери, сыночки их и дони. Им хорошо. Они на дне реки. А он один, в сыром подземном схроне.
Он видит сны про облако и сад, где нет людей, а звери лишь да птицы: там у ворот – его лохматый брат, а на поляне – рыжие сестрицы. Они резвятся весело - увы, его к себе ничуть не ожидая, и только мама смотрит из травы глаза в глаза – такая молодая...
Он слышит, сатанея от тоски: чумазые, в коросте от болячек, ровесники – соседские щенки – гоняют впятером тряпичный мячик, и так им хорошо от суеты и воли, одурительной и сладкой, что даже многомудрые коты на крышах улыбаются украдкой.
Он знает, что особенный – его оберегают, как зеницу ока, затем, чтоб никакое колдовство его не изничтожило до срока, не придушила намертво петля, не отравила сорная мучица – вокруг него поставлена земля, и борона ощерилась волчицей.
Он понимает, сам себя страшась, и оттого то рыкая, то плача, что с каждым часом всё сильнее связь с необъяснимым чем-то несобачьим, и хочет затаиться и пропасть, и чувствует: как черти в табакерке, чужие зубы заполняют пасть – опасные, стальные, не по мерке.
Не спится. Прокопать бы тайный лаз и убежать – к Макару и телятам. Но чей-то ненавистный жёлтый глаз следит за ним, от самого заката – и, позабыв о том, что глух и нем подлунный мир, бездельник и прокуда, ярчук поёт – от ненависти к тем, из-за кого рождён и жив покуда.