Обладателем Приза симпатий портала Stihi.lv в номинации "Неконкурсные стихи" объявляется произведение "Алена. Сказы местных перелесков". Автор - Тейт Эш, Москва (Россия).
Обладателем Приза симпатий портала Stihi.lv
в номинации "Неконкурсные стихи"
объявляется
Конкурсное произведение 289.
Тейт ЭШ, Москва (Россия)
АЛЁНА. СКАЗЫ МЕСТНЫХ ПЕРЕЛЕСКОВ
Я смотрю, как дорога петляет в яру:
То ручьи огибает, кормя мошкару,
То растущую наспех крушину.
Но пока навигатор сверял полюса,
Повторила запаска судьбу колеса,
И придется оставить машину.
Ветки ближних осин колыхнулись на миг.
Промелькнула мыслишка: слабо напрямик?
Редколесье приветствует стайкой дичка.
Наверху воробьи ворошат облачка
(Ставят заполдень время и дату).
Но доставшийся путь - для ботинок и краг:
То коряга в траве, то грозит буерак.
Вдруг остатки тропы перерезал овраг,
Будто так и лежавший всегда тут.
И на дне - словно двое, укрывшись дохой -
Молодой березняк переплёлся с ольхой.
Я стою над оврагом. Блажит бузина.
Где-то топь огрызнулась урчаще.
Обходить по низам - не успеть до темна.
Остаётся - наверх, через чащи.
Безразлично стучатся сердца под корой.
Всё тесней и казённей смыкается строй.
Всё темней, но придётся идти же.
Привалился к бревну я, не чувствуя ног.
И назойливый звук (телефонный звонок?)
Наводнил разнолесные тиши.
Телефон мой был дома, и в минусе счёт.
Я вскочил. Огляделся.
Ещё раз.
Ещё.
корни. камни. кора... нахожу, наконец.
на траве, что насквозь насекома,
под листом трепыхается, будто птенец,
мой мобильник, оставленный дома.
постаревшая туча закрыла зенит.
я смотрю на айфон. и на ту, что звонит.
мысли мечутся с брани на брань же.
...затухает экран. замер зуммер. когда
стало небо светлей и слышнее вода,
всё становится так же, как раньше -
смс. будто палец подносишь к огню.
«ты чего не ответил? алёна. звоню»
вот, пожалуй, и всё. рассыпается снедь.
взгляд становится стылый и шалый.
но в руках телефон продолжает звенеть.
так и раньше трезвонил, пожалуй.
ствол упавшего дуба от чаги пузат.
схоронили алёну лет восемь назад.
всё кружится - коряги, ухабы.
тишина - и опять обдало холодком.
древний лес. мой мобильник. звонок за звонком.
за звонками - звонок. и звонок за звонком.
и от холода деться куда бы.
две осины листвой заживляют просвет.
над моей головой ворожит муховед.
под ногами всё хрустко и ветхо.
пальцы сами собой нажимают «приём».
кроны дёрнулись. свет опадает в проём.
и качае-
качается ветка
*
Приз симпатий портала Stihi.lv в номинации "Неконкурсные стихи" - памятная медаль с логотипом конкурса - учрежден администрацией портала 1 января 2015 года.
Наши поздравления автору!
Администрация портала
ТОП-12
произведений Международного литературного конкурса
"4-Й ОТКРЫТЫЙ ЧЕМПИОНАТ БАЛТИИ ПО РУССКОЙ ПОЭЗИИ - 2015"
в номинации "Неконкурсные стихи"
Ведёхина Ольга, С-Петербург (Россия)
Деревья зимой
Когда штормит, держись за ветки взглядом -
за кровеносные сосуды с чёрной кровью
земли.
Держись за эту вязь природного фарси.
Оставь асфальт, бетон, хайвейные огни -
вкуси
разнообразие масштабом с бесконечность.
Непритязательная лёгкость встречи
с кружением зигзагов, завитков
и линий, и отрывистых штрихов…
Доступный фон, кораллы внеморские,
актёры, чьей-то волею немые -
в своём служении при нас, для нас…
Бесснежных зим устойчивый каркас.
Меж небом и поверхностью земной смиренно реют
деревья.
Вереск Родион, Люберцы (Россия)
* * *
Пару раз в год, в облачно-хвойной яви,
Расступятся ветки и - то ли снаружи, то ли внутри -
Платформа в трещинах. Дизель на Местерьярви.
Окурки на насыпи. Мертвые фонари.
И как в себе уместить - воду, листву, расстояние?
Пока вагон ползет по ржавеющей колее,
Там, на другом конце твоего сознания,
Пыхает лапник в костре, ель зацепляет ель.
Это не выжечь, не вырубить, не спеть под гитару -
Все, что выше водораздела, в височной кости:
Длинные прозвища станций, на мокром шоссе фары,
В апреле снег, в мае - дожди, в июле - дожди.
Воздуха наберешь, тронешь темную воду ладонью.
Река стала морем. На куртке расходятся швы,
Молния заедает. Выдохнешь в межсезонье.
Корни. Хвоя. Песок. Правый берег Невы.
Воля Алена, Таллин (Эстония)
квадраты
"Пода-а-ай для прокорма, ба-а-атюшка..." -
затянет, бредёт по площади.
Кисейную юбку в катышках
наденет, гундит: "...хоро-о-ошая…"
Господь отпускал под ликами -
сторицей столиц отвешивал,
и сизыми голубиками
года добавлял по грешное.
Мужик бы держался, нечему,
отпразднует и не знается:
когда не стоишь со свечками,
до гроба потом не каешься.
Возьмёт что и ладно - крошками
нет почести - нет признания,
и станется ей, тетёшная
от края до края - крайняя.
Товарки по следу косятся,
кивают:"С ней только свяжешься...
Промоет не только косточки,
в объедки запишет каждого.
Вороньим крылом заведует,
летает, а глаз завистливый.
Седьмое колено дедово
седмицей в анналы втиснуто..."
Саднит ветерок, за дудочкой
доносит: "...необыча-а-айного…"
И любят убогих, дурочкам-
юродивым всё прощается.
Что Чёрный Квадрат малевичен,
что Белый - такой же, крутятся.
Пика́ссо.
На шаре – девочка.
Захочет... И это сбудется.
Долгунов Олег, Вильнюс (Литва)
Туман
Туман, разбухший возле дома,
Ни пяди не сдавал назад,
Был в нескольких местах надорван,
Но рубцевался на глазах,
Подвижен и многообразен,
Сгущался несколько минут...
К чему бы?
Вечер рухнул сразу,
И утопил, и утонул,
И по шагам идущей к дому
Не различить издалека
Ни шарфик газовый бордовый,
Ни влагой тронутый рукав -
От обронившей тяжесть ветки...
Лишь пальцы склонны выдавать,
Что руки
ищут сигарету,
А губы -
нужные слова.
Ефремова Анастасия, Тарту (Эстония)
Жёлуди
Лукоморья больше нет, от дубов простыл и след...
В. Высоцкий
Ты говоришь: "Всё было. И больше уже не будет,
Лукоморье погибло, дубы превратились в гробы,
А в наше-то время, ты знаешь? да, были люди!..
А эти... смотреть-то страшно – пустые лбы.
Ты знаешь, как мы горели? Ведь мы – горели.
Боролись, братались, любили жизнь и вино.
Мы строили флагман – да вот проглядели щели.
Мы всё ещё живы – но каждый уже иной.
И свет в глазах – тусклее, чем в коридоре.
Да что там – отблеск, не тянет уже на свет..."
Подводишь итог с усмешкой: "Хана Лукоморью".
А где-то в глазах: "Докажи. Докажи, что нет".
Стрелки бегут к утру. Всё было? Ты прав, всё было.
Простые слова – пронзительны и грубы.
Бери лопату. Пошли. Какую ещё могилу?
Жёлуди видишь? будем сажать дубы.
Засыпкин Алексей, Сыктывкар (Россия)
Безбожник
Что-то слишком много стало Бога.
Сквозь рифмованный чертополох,
Как бы ни крива была дорога,
Свесив ноги, едет прямо Бог.
Богу тряско от камней и рытвин,
Плещется Вселенная в горсти.
А ездок заходится в молитве,
Вожжи отпустив.
Медленные странницы – страницы –
Бродят между выжженных колонн.
Чей-то дом стоит без черепицы.
Чей-то накренившийся балкон.
На балконе — сломанный треножник,
Ветхий кладезь видеокассет.
Может, Он сбежит к тебе, безбожник,
Ото всех.
Злотникова Ольга, Минск (Беларусь)
* * *
У каждого своя – не подберёшься –
Дозволенная мера слепоты.
Какою же змеюкою ты вьёшься,
Душа моя? Чего не видишь ты
За камнем придорожным, за вещами,
За словом, за значением вещей?
О, как же мы с тобою обнищали –
Не в чем-то маловажном – вообще!
И что за слепотою: просто страшно
Раздвинуть горизонты и взглянуть,
Как сердце – часовой стоит на башне:
Глядит, не промелькнёт ли кто-нибудь.
Как сердцу – часовому даже выстрел
Милее, чем вот эта тишина,
В которой засыпаешь слишком быстро
На все (как это страшно!)
Времена.
Инина Александра, Орел (Россия)
Сон серой пичуги
Земля на разрыве весенне свежа,
Как будто мадонна открыла ресницы,
Но это лишь птица влетела в пожар,
Затем, чтобы сниться, и сниться, и сниться.
Забыться, лежать, как другие лежат -
Одним из обоймы в своей веренице,
Не видеть, как птица влетает в пожар,
Затем, чтобы сниться, и сниться, и сниться.
и плыть
отражением
облака спящего
по томной воде
захмелевшего лета
рисуя барашков
упрятанных в ящики
от света до света
от света до света
Меж миром и небом истерта межа,
Незримо по сердцу проходит граница -
Ты серой пичугой влетаешь в пожар,
И он тебе снится, и снится, и снится…
Кац Андрей, Беер-Шева (Израиль)
Слетались бабочки ползком
Сухим, как ветви саксаула
Колючим блюзом бритых дней
Тебе и мне сводило скулы
Все леденей и леденей.
На запах свежих почемучеств
Слетались бабочки ползком.
Деля обугленную участь
С уже пылавшим мотыльком.
Погасшей лампой злого солнца
Цедилось утро натощак.
Мы пили кофе по-японски.
По-конски
Я хотел коньяк.
Табишев Кирилл, Нефтекамск (Россия)
Пуговица
Пожалуй, есть вещи - о них неприятно задумываться,
Пока мы живые, пока обстоятельствами не сжаты,
Но однажды в прихожей звенит, оторвавшись, пуговица -
Ты пришивала её когда-то;
Была же эпоха: стреляли рябиной, таскали яблоки,
Не ощущая масштабов мира, времени не ощущая,
И становится ясно, какой я тебе был маленький,
Какая ты мне - большая,
Как время идёт. В духовом шкафу поселилась ржавчина,
Снаружи хлопочут руки, морщинистые от мыла,
Мелькая всё реже и реже, переставая, будто нечаянно,
Теряясь под слоем пыли.
Есть ли миры, где Маяковский жив, где не в петле Цветаева,
Где не берут Гумилёва на мушки чекистских ружей,
Где неизменно звучит над посудой твоей эмалевой
Голос, зовущий на ужин?
Их нет. И кто-то другой выходит на улицу вечером,
Кто-то другой закуривает, обведённый оконной рамой.
Становится слишком мало разумного, доброго, вечного,
Тебя не становится, мама.
Фамицкий Андрей, Минск (Беларусь)
НИКТО
Никто
Под свисток динамичного паровоза
Умирает Анненский на вокзале.
Никакая поэзия или проза
Ничего пронзительней не сказали.
Ждут курсистки прекрасного педагога,
Паровозный дым окна черным застит,
Царскосельская тихо поет дорога,
И одна Звезда незаметно гаснет.
* * *
Все мы лежим по струнке,
Кутаемся в простынки,
Небо как на рисунке
Или на фотоснимке.
Все так ненастояще –
Нет ни воды, ни суши,
Есть только чертов ящик,
Черный и вездесущий.
Помнится – что-то было,
А потом отболело,
Черное – отбелило.
Белое отбелело.
* * *
ты музыка последняя моя
чей сумрачный мотив почти не слышен
так мертвые меж мертвыми снуя
не в силах молвить голосом остывшим
так осень злая лижется как смерть
клубами дым летит в дома и клубы
так возраст замораживает губы
и я не в силах в зеркало смотреть
Фральцов Александр, Самара (Россия)
* * *
Сколько я проживу на свете? -
не услышать кукушку мне -
то восточный, то западный ветер
щепку звука мешает в волне.
И русалка поёт в пучине,
за спиной тараторит чёрт.
Всё ломается - кто починит,
на мякине не проведёт?
Стрелки словно на снимке замерли:
карамелью откапает час
и поднимется Солнце замертво -
ради мира, не ради нас.
ИЗ ИСТОРИИ ПРИЗА
Приз симпатий портала Stihi.lv в номинации "Неконкурсные стихи" - памятные медали с логотипом конкурса - учрежден администрацией портала 1 января 2015 года.
Наши поздравления авторам!
Творческих Вам успехов в 2015 году!
Администрация портала
ТОП-7
произведений Международного литературного конкурса
"КУБОК МИРА ПО РУССКОЙ ПОЭЗИИ - 2014"
в номинации "Неконкурсные стихи"
Лада ПУЗЫРЕВСКАЯ, Новосибирск (Россия)
ЧЕЛОВЕК ЧЕЛОВЕКУ...
человек человеку попросту божий хлыст,
вышивающий крест
над рек слюдяными пяльцами.
зазевался – сиди и думай потом за жизнь,
сторожи свою тень, хрусти ледяными пальцами.
жизнь как путь, а не повод тупо набить мошну
и пуститься вразнос между разными берегами.
человек человеку – провод, бикфордов шнур,
если закороти́т, то, как ни оберегали
здесь свою безмятежность, годную на плакат,
как железную дверь надеждой ни подпирали,
а судьба вдруг рванёт, будто взятая на прокат,
прочь, по сказочной траектории, по спирали.
человек человеку запросто – божий глас,
отменяющий разом все имена и отчества.
громыхнет между делом –
и тут ты покажешь класс
беспощадной охоты на все свои одиночества.
Татьяна КАЛУГИНА, Москва (Россия)
НЕ МОГУ МОЛЧАТЬ
мой коллега Олег,
редактор отдела прозы,
по вечерам практикует бег
трусцой, в любые прогнозы.
по набережным Москвы
бегает, и по спальным
районам своих подруг
бегает, и по дачным
поселкам своих друзей
бегает, –
поджарый, сорокалетний,
вызывая одобрительные смешки
у нас, поедающих шашлыки
и пьющих вино бордовое
из маленьких водочных рюмок,
словно комарью кровь.
сам он не пьет, не курит,
смотрит вперед, на закат/рассвет,
и вниз, на свои кроссовки.
в жизни,
считает он, особого смысла нет,
но есть повод для тренировки.
иногда он спрашивает у меня:
как думаешь, нужна ли тут запятая?
а я иногда говорю: ну и бред!
слушай, сейчас тебе зачитаю...
как-то раз я привезла ему вёрстку на вычитку.
да-да, прямо к нему домой.
(курьер нас покинул, а исполнявший его обязанности
тех.редактор ушел в запой.
пришлось мне самой.)
«здравствуй, – сказал Олег. – проходи».
я прошла, отказавшись от тапочек.
стрельнула взглядом по сторонам: гантели, завал cd,
коллекция экзотических ярких баночек
(кока-кола, фанта и всё такое,
еще, наверное, с девяностых...)
у меня еще были к нему вопросы
всякие, по работе.
но все они выветрились при входе
на кухню,
при виде большой пятилитровой банки,
кишащей улитками ампуляриями –
«спиральками» и «катушками»:
различают по форме домика, –
пояснил Олег, улыбаясь мне благодушно.
«ты что, их ешь? продаешь?
или ты у них вместо бога?
а когда их становится слишком много, ты... – ?»
«я смываю их в унитаз!
ну не всех, конечно, часть популяции.
а потом они заново размножаются.
ну показывай, что там у нас», –
и надел очки в роговой оправе.
да, я знаю, что я не вправе...
что я грубо вторгаюсь в приваси
и что это недопустимо.
но мне снятся улитки-мимы
по ночам,
и беззвучно взывают к милости.
извини, Олег, но больше я не могу молчать...
Нина САВУШКИНА, Санкт-Петербург (Россия)
НА ЗАКАТЕ
На закате в окрестных лесах не гуляй,
не ныряй в неположенном месте.
Здесь река воровата, - сорвёт невзначай,
да утянет серебряный крестик.
Померещится вдруг, что погибель сладка
в ржаво-илистой ванне-нирване,
над которой безмолвно парят облака –
невесомые словно дыханье.
Ты вослед за лучом, по теченью, ничей
поплывешь, уносимый стремниной,
к берегам, где в сиянии сосен-свечей
холм пылает, как торт именинный.
Здесь разлит стеариновый свет сентября,
словно рислинг в незримых бокалах,
и ползёт вдоль просёлка сквозняк, теребя
занавески в домах обветшалых.
Здесь внезапно поймешь, робко переступив,
переплыв заповедные грани:
жизнь и смерть – это просто прилив и отлив
в нескончаемом чередованьи.
Сергей ШИРЧКОВ, Нижний Новгород (Россия)
МОЙ БЕДНЫЙ ДВОЙНИК...
Мой бедный двойник проживает в глуши,
окрестности там до того хороши,
что грех не остаться при случае,
у дома – запруда, в которой ерши
такие колючие!
И тихо, как после погони. Ах, да –
среди тишины закипает вода,
спокойно и самонадеянно,
и дерево машет по-свойски, когда
он смотрит на дерево.
Все мысли как мысли, а в общих чертах:
достроить бы дом, но не нужен чердак,
совсем бы уехать – беспутица...
Приятно откладывать то, что и так
ни разу не сбудется.
Ирина ГРАНОВСКАЯ, Рамат-Ган (Израиль)
СТО ЛЕТ ДО КОНЦА МОРЯ
В потоках просолённого тепла,
Шурша многоязычными речами,
Туристы расстилали под лучами
Соловые, вальяжные тела.
Блеск тихих вод был нестерпим для глаз,
И дамы, щурясь чувственно и сладко,
Размазывали по массивным складкам
Лечебную струящуюся грязь.
А поплавки-купальщики в воде,
Густой, как первый отжим из оливок.
Считали островки воздушных сливок,
Плывущих небом к солнечной слюде.
Пьянили, словно легкий алкоголь,
Верёвочки купальников по моде.
Невдалеке, меж гор, белел заводик,
Пакующий целительную соль.
Песок под нежным ветром шелестел,
Похожий на старинную бумагу,
И солнце жадно слизывало влагу
С распластанных вдоль моря потных тел.
Седой уборщик, важный, словно Ной,
Искал в песке обёртки и обломки...
На берегу, у самой водной кромки,
Сидел поэт с беременной женой,
Читая ей с листка последний стих
О вечной тайне глаз оттенка нори...
А Мёртвое живительное море
Тихонько умирало возле них.
Вадим СМОЛЯК, Санкт-Петербург (Россия)
МОЛИТВА
Не забирай ее, Господи! Пусть живет.
Пусть остаются теплыми грудь, живот.
Все, что просил по осени на нужду,
Не посылай мне, Господи! Подожду.
Не отнимай у губ ее сладкий дух.
Лучше старух забытых тобою двух
Вынь из земного ада в небесный рай.
Только ее не надо, не забирай!
Знаешь, ничтожно мало она жила,
Видишь, душа - воздушные кружева,
Слышишь, как голос тихий сквозь вой стихий,
Словно молитву шепчет ее стихи.
Хоть не грешила, всё же грехи прости.
Тело – пушинка, больно тонка в кости,
Не утолит кровавое воронье.
Боже, помилуй, не забирай её!
Дай домечтать, доплакать и долюбить.
А про меня не думай, уж так и быть.
Все, что я клянчил давеча в сентябре -
Не посылай, не надо. Оставь себе...
Олег БАБИНОВ, Москва (Россия)
ГИПЕРБОРЕЯ
Стихнет буря и медленно выпадет снег
на суглинки, подзолы.
И наступит опять восемнадцатый век -
шлейфы, фижмы, камзолы.
О, мадам! Где-здесь обитает эрмит -
пожилой венецьянец,
обожатель харит, отставной фаворит,
записной вольтерьянец.
После кофию будут - потешный поход
на шотландских лошадках,
разговоры, глинтвейн, Рождество, Новый Год,
фейерверки на святках,
и падение ниц кружевного платка,
и поклонник в поклоне,
и кормление птиц, и колючесть снежка
в беззащитной ладони.
Будет Deus, женевец, месье часовщик,
свято верящий в Разум,
на вечерний парад торжествующих книг
зреть сияющим глазом.
Как легко флиртовать под присмотром небес,
разделив эту веру
в вечный мир и спасение через прогресс,
по аббату Сен-Пьеру!
Не сердитесь, мадам! - Я порхаю к трудам,
чтоб к уходу остались
размышленья - как руки, воздетые к Вам -
De natura totalis*.
Посмотрите светло на седые холмы!
Наша Гиперборея -
лишь любовь, лишь дыхание долгой зимы,
лишь Амур да Психея.
* - "О природе всего" (лат.)