Живет в Киеве (Украина). Визитная карточка участника.

С натуры

Натурщик-аполлон, художницей убитый,
распластан перед ней,
свободный от страстей,
цейтнотов и кишок.
Ей на фиг не нужны метанья и кульбиты –
но бездны пустоты,
нюансы наготы,
но солнечный пушок.

Призывен грунт холста, доверчива бумага,
в толпе поводырей –
ветра и воды рек,
что прежде нас текли.
Нет смысла разбирать, кто мачо, кто имаго:
взыскуя, мудрецы
касались не пыльцы –
пылинок на стекле.

Художница глядит... но черен храм страданья –
ни проблеска внутри.
Удушлив аромат.
Немеют словари.
Прекраснее, чем смерть прекрасного созданья, –
картину ли, роман –
вовек не сотворить.
Уже не сотворить.


Концерт

Танцы руками на клавишах –
не под музыку,
над
ней –
танцы на углях, расплавивших
лица в безличность огней.

Звуки – механики узники –
косят под вольный поток.
Даже как повод для музыки,
слово ей – не поводок.
Но на бегу за мгновениями
нот (будто искры в ночи)
струны становятся венами,
и –
даже в затишье
звучит
не шебуршание быта,
но
вкрадчивый ток
серебра...

Хочется встретить забытого,
ластиться, за руки брать,
хочется крикнуть:
спаси меня,
воздух верни тишине!

Музыка –
это насилие,
это чужое во мне.

Раскрепоститься, обречь себя –
и наслаждаться в себе
свитком иного наречия,
альтернативных небес,
где за семью печатями
си-ля-соль-фа-ми-ре-до
музыка –
это зачатие
новых запретных плодов.

Только снаружи мистерия
кончится раньше, чем я.
Аплодисментов истерика,
очередей толщея,
мачо от Гуччи,
красавица
в черном
почти неглиже –
это меня не касается
и не коснется уже...


Банальность боль

                          «Для меня она – боль...» – нечто подобное поэты нередко говорят о поэзии

- Ау! дитория! Дитя!...
Я не готова, будто к бою.
Они пришли. Они хотят,
чтоб их кормили свежей болью.

Они сейчас – одно дитя...
Дитя, не знаешь, чем заняться?
А вот пустышка для тебя
из звуков и агглютинаций –

галлюцинаций языка –
симплоки, эллипсы, хиазмы,
густых метафор облака,
старинных символов миазмы –

нетрезвый строй увечных строк,
чьи раны рифм исходят гноем.
И ты высасываешь сок
блаженной боли. Остальное

ты только хохотом сблюешь,
клочками памяти растащишь...
Но если слез прольется дождь –
о, это всех оргазмов слаще!

Вода темнее в глубине,
будь океан ты или лужа.
А ниже, там, на самом дне –
отчаяние. Боль. И ужас.

Твои. Я лишь источник слов,
ловец, удачливый не слишком,
рыбак, русалка, крысолов...
Ты помнишь? Я дала пустышку –

стихи. Молчание и вой.
Стихи – предвестники несчастий.
Души застенчиво-живой
отмершие в экстазе части.

Но мне ли корчиться внутри
словесной клетки? Боль конечна,
ее предел – предсмертный крик.
А дальше – беспределье. Вечность...