Живет в Москве (Россия). Визитная карточка участника.
У гончарного круга
Кронами осени небо запружено,
залежи, россыпи рыжего кружева.
Сыпется с дерева цвета кирпичного,
с клёна ли, с терема, вязь черепичная.
Под ноги брошено, рдеет недвижимо,
звучное крошево кружева рыжего.
Падает с дерева лист отрешённый.
Клёны — изделия глин обожжённых.
В этих амфо́рах, в этих кувшинах
прячется шорох, шёпот вершинный.
В глиняных вазах, крытых глазурью,
в кленах ли, вязах, дремлют раздумья.
В осень — изделие круга гончарного —
мёды и зелия трав запечатаны.
В горнице леса света застолье.
Хочешь? — Упейся синим настоем!
Тучи смыкаются. Страждут растения.
Тихо. — Под пальцами глин шелестение.
В чутких объятьях чуда зачатие
на циферблате круга гончарного.
Сходят молчание и озарение
с круга гончарного формами времени.
Палец Бога
Я всё, что смог — что в памяти — собрал.
Там не было всего. Собрал, что было:
в чём клялся, что любил, о чём соврал,
что кануло, а я всему — могила.
Но голос мой, лишённый прежних чар,
хрипит ещё, как старая каверна.
К кому теперь, пока не замолчал,
с последней просьбой — к ангелу, наверно?
На весь улов (да, медь — не серебро!)
молчанья мне, крылатый страж, отмеряй.
Болит ребро, ах, как болит ребро,
куда колотит сердце: узник — в двери.
Ещё немного — и закончен срок.
Ну что ты, сердце, так нетерпеливо?
А палец Бога щупает курок
большой любви, точней — Большого Взрыва.
Вере Овчинниковой. С верой, надеждой и любовью
Верочка!
Ну как же это так,
что же не заходите ко мне,
где Вы? Я всё жду, такой чудак.
Может быть, заглянете к весне?
Я достану пыльный бутылёк,
курицу зажарю на костре
из моих стихов, чей срок истёк.
И подам с вином на серебре.
Правда, впереди ещё зима.
Да и осень надо бы почтить.
Ну как осушу все закрома,
что и так порожние почти.
Вы пришли. Весна. А погреб пуст.
Миокард не сдюжит — и хана.
Выход был: занять у щедрых Муз.
Только чем вернуть фонтан вина?
Так и жизнь окончишь в кабале,
где в счёт долга даже этот стих...
Верочка,
придите в октябре.
Что мне Музы? Вы затмите их!