Не сон, но высший сан смежает веки.
Под ранний грохот мусорного бака
я вижу — худощавый человекин
(ну как собакин — не совсем собака)

поверх своей замызганной рубахи
втекает в чьё-то белое пальто
и по следам расстриженных монахинь
восходит на подводное плато —

архаика статичного сюжета.
Ересиарх во имени моём,
он уплывает вглубь, обратно в лето,
как будто лето — это водоём,

поросший дивными цветами
(что за горе —
из глаз твоих лакать вчерашний ад?),
а за балконом — Ялта, яхта, море,
но всё как будто слишком, невпопад.

И временная комната раскроет
дверей ладони, к зеркалу гребя,
но я своей холодною рукою
не нахожу горячего тебя.

Ноябрьский дождь линчует южный берег.
Мир морю твоему, прибрежный сад.
Подошвы стёрты, волн редеет гребень,
затянут наглухо гостиничный халат.