Стихотворения, предложенные в ТОП-10 "6-го открытого Чемпионата Балтии по русской поэзии - 2017" членом Жюри конкурса. Лучшие 10 стихотворений Чемпионата Балтии будут объявлены Оргкомитетом 6 июня 2017 года.
1 место
Рычкова-Закаблуковская, Иркутск (Россия)
Мук
Verа
Время настанет – Бог выпустит чашку твою из рук.
А пока ты маленький мук.
Ты лежишь – ни свет, ни звук
не затрагивают сознания.
Занавеска, стена, паук
выплетает сеть. Нет названия
у болезни. Белеет
над тобою мать твоя Пелагея:
- Ветка-веточка-черенок,
Соломинка-тросточка-лепесток.
Встань, проснись, пробудись скорее.
Гул по дому – шумят дядья,
Ро́дной матушки братовья:
- Дай-ка мы её, сестрица, за ножки..
Да головой об порожек.
Всё одно – не жиличка!
Чу, в оконце долбится птичка,
Половицу щупает лучик.
Мать отвечает:
- Не дам! Ей лучше!
А ты лежишь, чернея ртом.
Но Бог с божницы говорит: потом.
На всякий случай.
С ним не поспоришь.
Бог есть Бог.
К скамье у дома
Выходит мать, не чуя ног.
Слово её олово
В землю стекает разгорячённое.
Рядом, как птица, садится
женщина чёрная:
- Не спрошу ни питья, ни еды.
Допусти до своей беды,
Не пожалеешь.
В дом завела и не стала стеречь.
За занавеской странная речь –
Шёпот не шёпот, клёкот не клёкот.
Не разберёшь. Матушка щепоть
Робко подносит ко лбу.
Тянется время долгое, смутное.
Словно в дыму
лики сменяют личины.
«Печь моя печка – дома сердечко!
Забери печаль мою кручину,
завей в колечко.
Во имя Отца и Сына...»
Солнце скатилось за бугорок.
Переплывая высокий порог,
Странница тихо выводит слова:
- Жить будет долго.
Семьдесят два.
Вспомнишь ли после? Испуг на испуг.
Тёплые волны у ног, у рук...
Лодка качнулась от белой сосны.
Блик на иконе.
Личико светлое. Капля росы
У розовеющих губ.
Светом закатным красится сруб.
Мчат твои кони.
2 место
Алёна Рычкова-Закаблуковская, Иркутск (Россия)
Улитка времени
На нашем заливном лугу улитка времени в стогу
из рода ахатин.
Подвешен звонкий бубенец на влажный долгий рог.
По лугу ходит господин –
наш поселковый Бог.
Улитке дует на рога и бубенец звенит.
Пространство скручивает луг в спиральный аммонит.
Там – в крайней точке бытия, где кончик заострён,
берём начало ты и я.
И тонкое дин-дон –
литовка под рукой отца звучит подобьем бубенца,
пространство распластав...
Я вижу свет его лица,
на цыпочки привстав.
3 место
Ирина Ремизова, Кишинёв (Молдова)
Расчеловечение
1.
Иногда рабочих рук не хватает и там.
Тушу времени: шкуру, ошметки жил,
кости, мясо, внутренности – по сортам,
как положено, служащий разложил.
Кто-то давится, кто-то визжит: «Еда!»,
кто-то впрок, не жуя, набивает рот...
Что ты будешь обгладывать в день, когда
Он табличку на клетке твоей прочтёт?
2.
В человеческой клетке твоей, как везде, бедлам:
сквозь решетку заброшенный мусор, объедки – хлам,
переросший тебя самого. Ты на всех рычишь,
кто к нему приближается, злая от страха мышь –
это жизнь твоя, пепла и ветоши полведра.
Он глядит в глаза, и ты узнаёшь – пора.
3.
Надевают ошейник, и щелкает карабин.
Длинный сон поводка ненавязчив и невесом –
птичьи лапки по крыше и стук дождевых дробин
уговаривают – поработай немного псом.
Приучайся к свободе, разучивай по складам
немудрёные правила: место, барьер, ко мне,
потому что пугающее: «Аз воздам!» -
это просто ладонь на усталой твоей спине.
Скоро нитку отвяжут, и гелиевый прибой
понесёт тебя, Шарик воздушный, куда-то вспять
человеческому: любить – окружать собой...
Любить – вместо себя стать.
4.
Холоден и горяч,
не человек – трава,
лёгкий небесный мяч –
переступи-слова.
Под колокольный гуд
стражники – да не те –
бережно подведут
за руки к темноте,
и разомкнется свод,
грянет над головой –
под ноги упадёт
панцирь скудельный твой.
Вот ты дитя, потом –
просто детёныш, вот
белым бежишь мостом,
тыкаешься в живот,
падаешь и встаёшь –
ты и уже не ты –
выбравшись из мерёж,
сброшенных с высоты.
5.
Он берёт тебя за руку,
которой как будто нет,
поворачивает ладонью вверх,
дует на ранку –
и зажигает свет.
4 место
Анонимная подборка 242
Матушка-бузина
Не по колодам пней
считаны дни-рубли...
Нет никого сильней
сбросившей снег земли:
лебедь из рукава,
из табакерки черт –
выскочила листва
в тысячу разных морд.
Душки лесной ушко
с грубым продольным швом
слышит: забыть легко
мёртвому о живом –
если земля, то нет
ни пустоты, ни мги:
ходит по травам свет,
так, что слышны шаги...
Вывернувшись – гнедым
из воровской узды –
пьют забродивший дым
каиновы сады,
редкий пчелиный гуд
вьётся по миндалю...
Божьих коровок жгут
и листокоса-тлю.
Ветреный барабан
бьёт-не даёт забыть:
смётан и мой кафтан
на травяную нить.
Просто игла в руке
матушки-бузины
встала в одном стежке
до навсегда весны.
5 место
Анонимная подборка 274
Слово Икара
Каждый ушедший в море - потенциальный труп.
Солнечный луч, как поясной ремень.
Слово Дедала - трут.
Слово Икара - кремень.
Ему наплевать на запах пера жжёного.
Его первый сборник называется: "Потому".
Он обещал коснуться этого, жёлтого,
Иначе девушки не поймут.
Голос льняной, волос ржаной,
Крылья, как люди, шепчутся за спиной.
Дедал орёт на сиплом, кроет гребцов на утлом
Кораблике, где даже крысы спились.
Икар вылетает на встречу с богами утром,
Кинув на мейлинг-лист:
"Шеф, всё пропало, я очень и очень болен.
Словно дедлайны, трубы мои горят."
Мимо него как раз пролетает боинг -
Сорок моноклей в ряд.
Каждый монокль, словно манок,
Взгляд человеческий - бритва, сам человек - станок.
Левые крылья мигают зрачками алыми,
На правых огни - зеленее кошачьей зелени.
У капитана лучшее в мире алиби -
Он в это время падал над Средиземным.
Вираж Икара - вымерен по лекалам,
Завершён элегантным уходом в гибель,
А самолёт, сбитый рукой Икаровой,
Всего лишь не долетел в Египет.
Лампы под потолком, родственники битком -
Ждут чёрного ящика с радиомаяком,
С матерным, неизысканным языком.
6 - 10 места
Анонимная подборка 281
Морская фигура
Сонечка вышла за Колю-слесаря.
Хоть и еврей, говорит – болгарин.
А у Натальи Фалесовны –
сына арестовали.
Чего арестовывать, воет Наталья.
Он коммунист, у него медали.
Жили как жили, в общем-то не игристо.
Сняли колечко – купили риса.
Никакой он, граждане, не кулак.
За что его – так?
Граждане молча слушают.
Врёт она всё, заслуживает.
Маслят Наталью оливками глаз.
Море волнуется.
Раз.
Тейт Эш, Дубай (ОАЭ) - Москва (Россия)
Смех
Взгорье. туманы мутней и густей.
Снится зима непонятного облика.
Небо промёрзло до птичьих костей.
Ниже, на ветке, нахохлилось облако.
Стайкой расселись прошедшие дни.
Тише, смотри не спугни.
Стужа крепчает, покинувши схрон.
Близится вечность. Не наша, не та ещё.
Валится-падает с разных сторон
Мёрзнущий снег, на ладони не тающий.
Девочка странно смеётся, тайком
стоя в снегу босиком.
Колется смешек, теснит снежуру,
режет на части ледовое сонмище.
Ветер, с обрывком цепи, по двору
тащит беззвучные крики о помощи.
Свет над обрывами гнётся в дугу,
в небо метнётся – и падает, вогнутый.
Голос клокочет. Куда-то бегу,
лишь бы не слышать хохочущей чокнутой –
С берега – в белое. в гиблое. вплавь...
...резко включается явь,
марево преображая.
стылая. снова чужая.
Сергей Черсков, Донской (Россия)
Дальней дорогой
Дальней дорогой сшиваются города.
Спит на переднем сиденье моя родная.
То, что – моя — родная, – она не знает.
И не узнает, конечно же, никогда.
Зашевелилась — проснулась. Поговорить
Хочется с ней: до разлуки доедем скоро...
Ну, котелок мой дырявый, давай вари,
Выдумай тему для свежего разговора!
В мире, наверное, нет дурака глупей.
Тщетно ищу интеллект пятернёй в затылке.
Вдруг она обернулась и:
— На, попей.
Я говорю:
— Давай.
И беру бутылку.
Мне бы на море, я не был там никогда.
Пусть мне приснится, как волны ласкают кожу.
Пусть мне приснится, что мы не разлей вода.
Не разливай нас по разным стаканам, боже.
Александр Ланин, Франкфурт-на-Майне (Германия)
Ной
Морщинистая скатерть в пятнах рыб,
Пора за стол, пожалуйста, коллега.
Безудержно плодятся комары
В щелях ковчега.
Довольный гул пронёсся по рядам -
Профессор пьян и опыт неподсуден.
Придонный ил течёт по бородам
Других посудин.
Уходит голубь дроном в полутьму,
В ночник луны на двести сорок люмен,
И Ярославной плачет по нему
Голубка в трюме.
Пророкам не пристало бунтовать,
Когда бы не количество полосок,
Когда бы не проросшая трава
Из влажных досок.
И капитан невыносимо рад,
Танцующий по палубе в халате.
Ему уже не нужен Арарат -
Ковчега хватит.
Что царствие - земное ли, иное?
Проблемы бога не волнуют Ноя.
Анастасия Винокурова, Нюрнберг (Германия)
* * *
Вдруг появляется Синяя Борода.
Иди, говорит, со мной.
Ложись, говорит, сюда.
Смотришь с недоумением на него:
Ты, дядя, совсем того?
Кряхтит, обижается, путается в словах:
Что ж, видно, старый совсем, видно, дело швах.
И пятится к выходу, гордость в кулак зажав.
Не чуя, как в сумрачных далях иных держав
Звенят голоса прекрасных и неживых,
Мутируя в сто одиннадцать ножевых.
От всех унесенных затемно от земли.
От всех, что однажды дрогнули
И пошли.